– Чего такой заполошный?
– Так это… Веселина сказала…
– Ну и что такого? Пришло времечко, так чего метаться, как кабан, которому по причинному месту угодили? Эх, мужики, мужики. Эвон и мой, как только у меня какая болячка, так и не знает, куда податься да за что хвататься.
– Так чего делать-то? – недовольно буркнул Виктор. А и в самом деле, чего всполошился-то?
– Запрягай да дуй в село за повитухой. Да гляди коня не загони, пригодится еще животина. Время пока есть, а тут недалече.
Когда он выскочил во двор, Горазд и Ждан уже запрягали двуколку. Первый действовал весьма проворно и уверенно, а вот его помощник суетился и все время норовил помешать, ненамеренно, но весьма успешно. Виктор таки озаботился двуколкой на рессорах. Получилось очень ладно, а главное, по мягкости хода ну ничем не уступит той же карете, да к тому же легкая и поворотистая, со складывающимся каркасом, на который натянута парусина. Сейчас по случаю солнечной погоды козырек откинут назад, но натянуть его – дело одной минуты. А что, до града, чай, верст тридцать, а в двуколке куда удобнее и дождь не так страшен.
Понятно, что каждый папаша мечтает о сыне, обратное – великая редкость, да и то большинство мужиков просто кокетничают. «Вот хочу дочку, и все тут», – а в душе надеются, что, может, назло именно пацан и получится. Есть даже такие, кто специально бьется об заклад, ставя немалую сумму, в надежде проиграть, но получить-таки сына. Правда, кого они таким образом собираются обмануть, непонятно. А вот Виктор не играл. Дочка, сын – все равно, лишь бы кровинушка. Странно это, тем более что в семье он был единственным ребенком.
Дочка! Причем без каких-либо родильных домов и церберов в виде нянечек и медицинских сестер. Сначала она горланила из-за двери их спальни, где, собственно, в настоящий момент и находилось родильное отделение, а затем ее сонную вынесли к отцу. Ага, стало быть, насосалась у мамки и теперь спит.
– Как? – Это к Младе, которая вынесла младенца. Повитуха все еще была за дверью, и это нагоняло тревогу.
– Все хорошо. Обе спят. Мамка намучилась, а эта вона наелась до отвала.
Она протянула запеленатый кулечек Виктору, и тот бережно его принял, не выказывая страха. Как-то легко принял, словно всегда только тем и занимался, что нянчился с младенцами. А ведь у подавляющего большинства папаш от подобного случается тихая паника, и они буквально столбенеют, не зная, что да как делать, и боясь чем-либо навредить малютке. Он заглянул в личико ребенка, и она показалась ему красавицей. От одного только взгляда на это чудо его сердце запело, а сам он озарился счастьем. Есть такие папаши, редко, но встречаются, которые искренне радуются детям, еще даже не зная, что значит быть отцами.
Ждан через плечо взглянул на ту, что заставила так засветиться хозяина. Ничего особенного. Красная помятая мордашка, вся какая-то нескладная и некрасивая. Чему тут радоваться? У других эвон какие карапузы, взглянешь – и впрямь по сердцу тепло разливается да глаз радуется, хотя и знать то дитя не знаешь, а может, больше никогда и не увидишь. А тут… И папаша и мамаша вроде ликами пригожи, а дите – страхолюдина, прости Отец Небесный. Но язык лучше попридержать, а ну как осерчают, супруги Орехины тоже радостью светятся, так что даже если не от хозяина, то от бати точно прилетит, а мамка еще и добавит, она завсегда Богдана поддержит, коли посчитает его правым, а тут посчитает, к гадалке не ходи.
Уже через пару дней Голуба вернулась к делам по хозяйству. Млада, хотя и сама в положении, всячески старалась ее оградить от тяжкой работы: где на себя взвалит, где Веселину определит, а бывало, что и Горазд ввернется подсобить. Вот только он все больше помогал, когда удавалось к девушке поближе быть. Мать с улыбкой взирала на молодых. Это им казалось, что все-то у них тайно и за семью печатями, – лишнего вроде себе ничегошеньки не позволяют. Но то пусть кого угодно обманывают, а материнское сердце не проведешь. Наметилась между детьми искра, которую любящая мать боялась ненароком задуть, а потому и старалась держаться в сторонке. Пусть огонек окрепнет. Даст бог – и все сладится, из Горазда добрый муж получится. Имелась еще причина, по которой мать в сторонке держалась. Был уже у Веселины ухажер, уж о свадебке сговариваться начали. Да только несчастье случилось, от жениха ничего и не осталось, родители его разом отвернулись. А так, глядишь, девку от холопства избавить можно было бы. Не восхотели с кабальными знаться. А этот не робеет, видно, что и девка сильно в сердце запала. Но, может, суженый сумеет выкупить любимую, ведь имеет мысль своих родных освободить от кабалы.
– Добролюб.
– Чего тебе, Горазд?
Виктор, пристроившись на завалинке, тетешкался с дочкой. Ну как тетешкался – спала она на сильных отцовских руках, пока мамка по дому управлялась. Дело шло к вечеру, и на двор завернул обоз, так что дел хватало. Виктор хотел было возразить, мол, оклематься нужно, но она слушать его не стала, да еще и Млада поддержала дурную затею. Но вроде пока все ладком, это не девчата, испорченные цивилизацией, местные куда как покрепче будут.
– Жениться я хочу.
– А я при чем? Коли переживаешь, что места в доме не найдется, не боись, найдется. Для такого доброго работника многое можно сделать.
От слов Виктора Горазд даже зарделся, переполненный гордостью. Эвон как его ценят! Но тут же снова стал озабоченным. Вопрос-то серьезный и хозяина касается не в последнюю очередь.
– Дак жениться хочу на Веселине.
– Та-ак. Началось в колхозе утро.