Хм. А что, если их производство наладить? Для бояр в сельской местности самое оно окажется, да и в городах. Они-то известны давно, да только, подобно колымаге, весьма тряские, потому и предпочитают покупать заграничные кареты. А там тоже пока никто не додумался до того, чтобы сделать легкую повозку на мягком ходу. Короче, спрос будет. Вспомнить хоть СССР, где почитай до шестидесятых годов промышленность производила бедарки для колхозов. Однако по здравом размышлении он решил не гнать лошадей. Это же нужно налаживать производство, а коли спрос пойдет неслабый, каретники тут же перепрофилируются. Подумаешь, дешевле, зато количество возрастет. Опять же купечество подключится, потому как этот транспорт попроще и попрактичней карет. А тогда иди конкурируй с западными мануфактурами.
Нет, нужно делать, как задумал: налаживать производство инструмента, используя отсутствие в этом мире стандартизации. Все указывало на то, что ему удастся изготовить достаточно точные станки, чтобы решить эту задачу. Хм. Кстати, можно сразу наладить и литье гаечных ключей. «А бедарку все же одну слажу», – когда бричка подпрыгнула на очередном ухабе, решил он. Перехватят идею, нет ли, а самому растрясать ливер ой как не хочется. А если хлынет поток нового транспорта в славенские княжества, так что ж с того, всех денег не заработаешь, всего не охватишь.
В Обережную прибыли, только когда начало темнеть. Встали на постой в одной из хат в посаде. Как выяснилось, бабка находится в самой крепости и попасть к ней сейчас не представляется возможным, потому что до утра ворота никто не откроет. Мало того, караул никого не подпустит близко к стенам, потому как стреляют без предупреждения. Места здесь тревожные, а потому службу стрельцы несут бдительно. Все жители о том давно знают, а потому относятся с пониманием. Волков решил не лезть со своим кадилом и переночевать в селе.
На Голубу было жалко смотреть. Извелась вся девка, дорога ой как нелегко далась. И растрясло ее, и озябла вся так, что не сразу озноб отпустил, когда он прижал ее к себе, пытаясь согреть. Вот только простуды не хватало. Но Бог миловал, ни разу не шмыгнула носом и не кашлянула. Идея, которая Виктору поначалу показалась верной, сейчас выглядела неоправданной авантюрой. Еще больше он в том убедился, когда поутру Голуба с широко открытыми от ужаса глазами сообщила о начавшемся у нее кровотечении.
Бабку он нашел в крепости подле раненых, которые здесь были явлением далеко не редким. Хватало и лихих, и с гульдами случались стычки, так что работенка для лекарки всегда имелась. Когда Виктор вошел в избу, где раненые лежали, она как раз обихаживала какого-то служилого, а иных тут и быть не могло. Одного взгляда на воина было достаточно, чтобы испугаться. Лицо, заросшее бородой, изборождено шрамами, злой взгляд. Как представишь такое… Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Просьбу взглянуть на тяжелую бабка Любава, та самая, которую он в самом начале повстречал на лесной дороге, восприняла благосклонно, а услышав о кровотечении, тут же бросила раненых, благо тут стоял вопрос только о смене повязок, и поспешила за пришедшим мужчиной. Осмотр был довольно долгим. Лекарка бесцеремонно выгнала всех взашей, не оставив даже хозяйку дома.
– Что же ты, касатик, не мог справную девку найти? Ить вон какой красавец, любо-дорого посмотреть, а взял гулящую.
– Не гулящая она.
– Ты это другим сказывай. Нешто я не вижу, что уж не одно дите скинула, и не сама. Я-то таким не пробавляюсь, но злую работу сразу замечаю.
– Невольницей она была, а какой в таком разе выбор.
– Эвон как. Хорошо сделал, что привез. Вовремя поспел.
– Стало быть, не из-за тряской дороги?
– Дорога тоже свое дело сказала, да только не будь ее, через пару деньков все одно случилось бы, а тогда уж… Одним словом, хорошо то, что хорошо кончается. Но ходу вам отсель нету. Самое малое седмицу тут она должна пролежать пластом да травки мои попить. А там уж как Отец Небесный положит.
– Получается, может она дитя потерять, – севшим голосом проговорил Виктор. Вот ведь, вроде и отцом никогда не был, и Голубу не любил, а ребенка уже хотел, уже в мыслях с ним тетешкался.
– Разве я про то говорила, касатик? Я о том, что, может, и дольше седмицы сидеть тут придется. Как, усидишь?
– А куда я денусь.
– Вот и добре. Права, видать, я оказалась тогда на дороге: иной ты.
– Узнала, бабушка.
– Узнала-узнала, как не узнать такого красавца.
– Так-таки и красавца.
– Э-эх, охальник и есть охальник, когда еще жизнь повыбьет из тебя дурь-то. Все остановиться не можешь, даже мне, старой, намеки строишь.
– Ты, бабушка, не обращай внимания, то я по привычке.
– Так я и говорю. Но растеряешь ты всю дурь, как есть, до последней капли.
– Без той дури жизнь скучной окажется.
– Ничего, иных забот добавится.
– Ты никак предрекать опять взялась.
– Чего тут предрекать, коли все яснее ясного. Иди к бабе, баламут. Она там вся извелась, а ты тут со мной лясы точишь.
Несмотря на опасения Любавы, у Голубы оказался очень крепкий организм и через неделю она полностью оправилась. По истечении этого срока, вооруженные настойками, травами и инструкциями, они двинулись в обратный путь, который совершили гораздо быстрее и комфортнее. Проливной дождь прекратился, наметилось окошко из солнечных деньков, дул сильный ветер, так что грязь подсушило. Но на следующий день после возвращения вновь зарядили дожди.
Дав Голубе немного прийти в себя, через пару дней в сельской церквушке обвенчались дети Божьи Виктор и Александра, известные всем окрест как Добролюб и Голуба. Именно эти имена и звучали у алтаря, в церковную же книгу пошли крестильные. Как тут умудрялись ничего не напутать, тем более что общеизвестные имена еще могли и претерпеть изменения, для Волкова оставалось загадкой.